Во внеконкурсной программе 58-го Берлинского кинофестиваля прошла премьера фильма Озгюра Йилдирима "Чико" ("Chiko") о молодом человеке, который, мечтая о красивой жизни, становится помощником наркоторговца. Главную роль в картине сыграл, пожалуй, самый знаменитый из молодых немецких актеров Мориц Бляйбтрой. Он прославился после ролей в "Достучаться до небес" и "Беги, Лола, беги", потом снялся с Чулпан Хаматовой в "Лунном папе", а два года назад получил в Берлине "Серебряного медведя" за работу в экранизации "Элементарных частиц". С Морицем Бляйбтроем побеседовала обозреватель "Известий" Анна Федина. "Быть немцем во времена моей юности было совсем не круто" вопрос: Вы постоянно переезжаете, живете то в Нью-Йорке, то в Риме. Вы ощущаете себя немцем или гражданином мира? ответ: Я чувствую себя абсолютным немцем, может быть, именно благодаря тому, что много путешествую. Только за границей становятся по-настоящему видны национальные отличия каждого из нас. Когда я был подростком, я ненавидел Германию. 20 лет назад быть немцем считалось даже более позорным, чем сегодня быть американцем. Поэтому уехал при первой же возможности. Впрочем, за границей я быстро понял, что Германия - прекрасная страна, в которой можно жить. Дома я, например, никогда не обращал внимания на красоту родного языка, зато, выучив французский, понял, насколько хорош немецкий. Есть понятия, которые невозможно выразить по-французски, но для которых есть очень точные и деликатные слова в немецком. В общем, я чувствую себя немцем. Хотя на самом деле я не немец, я австриец. Мои родители из Австрии, но вырос я в Германии. в: Ваше поколение не страдает от чувства вины? о: Сейчас уже, скорее, нет, но мы попали на переходный период. Когда мне было 16, немецкой музыки или немецкого кино просто не существовало. Страна была разделена на четыре сектора, поэтому культурные предпочтения целиком зависели от нации-оккупанта. Я жил в американской части ФРГ и слушал американскую музыку. Национальная культура в Германии начала возвращаться только после падения стены. Мы наконец-то осознали себя немцами, поэтому наши фильмы становятся все более и более интересными. Дело в том, что у нас полно историй, которые мы можем рассказывать. Режиссеры в Голливуде или во Франции готовы умереть ради свежего сюжета, но их нет, все уже давно сказано. А мы только начинаем снимать кино про войну, 1970-е годы, когда в обществе проявились очень серьезные моральные проблемы, про падение Берлинской стены, наконец. Нам есть что рассказать, поэтому немецкое кино сейчас быстро набирает обороты. "Не люблю, когда спичечный коробок называют "искусством" в: Вы боялись коммунистов? о: Я бы так не сказал. Но когда мы с классом ездили в Восточный Берлин, впечатления оставались сильнейшие. У людей, живущих в километре от тебя, практически ничего нет! Надо сказать, что разрыв между Восточной и Западной Германией до сих пор не преодолен. По Берлину этого не скажешь, но, если вы поедете в Дрезден или какой-нибудь, другой город бывшей ГДР, вы поймете о чем я говорю. За 20 лет они почти не изменились. в: Чему вы научились в Америке? о: Тому, что система Станиславского не для меня. В театральной студии, куда меня приняли в качестве вольнослушателя (я должен был мыть полы, отвечать на звонки и за это мог присутствовать на занятиях) учили перевоплощаться, погружаться в предлагаемые обстоятельства, испытывать те же чувства, которые испытывает персонаж. Разрыдаться перед камерой? Да никаких проблем! Вот только задача актера, по-моему, не в этом: надо заставить разрыдаться зрителей. Джеймс Дин никогда не плакал, но он играл так, что плакали все остальные. Так что в Штатах я научился тому, чем не хочу заниматься. Иногда это тоже очень полезно. в: Немецкий театр сейчас пользуется популярностью за границей. Вы не думаете выйти на подмостки? о: Честно говоря, нет. По-моему, немецкий театр потерял связь с людьми. Он больше напоминает храм, где странные художники проводят лишь им одним понятные эксперименты с формой и содержанием. А я хочу увидеть на сцене свою жизнь и жизнь моих друзей. Немецкий театр такой высокоинтеллектуальный и сложно структурированный, что я, приходя на спектакль, чувствую себя умственно отсталым. Наверное, я ничего не понимаю в современном искусстве, но я не люблю, когда мне показывают спичечный коробок и говорят: "Это искусство", а если я отвечаю, что это всего лишь коробок, меня обвиняют в глупости и неспособности понять настоящее искусство. "Раньше говорили, что я похож на молодого Марлона Брандо" в: Ваши родители тоже актеры. Выбор профессии был предопределен? о: Я практически с рождения знал, что стану актером. Это не было мечтой или планом на будущее, это было неизбежно, как судьба. Видимо, я был так уверен в своем предназначении, что, слава богу, все получилось. Конечно, быть ребенком знаменитых родителей выгодно, потому что перед тобой распахиваются те двери, которые закрыты для простых смертных. Но есть и обратная сторона: во-первых, к тебе предъявляют более высокие требования, и, во-вторых, тебя постоянно сравнивают с родителями. в: Вас тоже сравнивали? о: Да. И я сам периодически сравниваю себя с ними. Я пересматриваю ранние фильмы своего отца и страшно удивляюсь: "Эй, да этот парень выглядит, как я, говорит, как я, двигается, как я!". На самом деле сравнивать глупо, потому что актер хорош только тогда, когда ему невозможно найти аналогов ни в прошлом, ни в настоящем. Но немцы очень любят сравнивать: "Вы - немецкий Роберт Редфорд, а он - немецкий Де Ниро". в: С кем из звезд сравнивают вас? о: Сейчас уже не с кем. Я их отучил от этой привычки. А раньше говорили, что я похож на молодого Марлона Брандо. Для меня это, конечно, огромная честь, но мне куда больше понравилось, когда меня сравнили с Бельмондо. Пусть меня и дальше с ним сравнивают. Я не против. автор: Анна Федина 18.02.08 http://www.izvestia.ru/culture/article3113114/